– Не спится?
Он подошёл и встал рядом с Миланой. Она вздрогнула.
– Извините, – почему-то сказала она, немного смутившись.
– Почему ты извиняешься?
Она улыбнулась. На щеках появились ямочки. Совершенная в своей точёной грации, в отработанных позах, в жестах и мимике, она напоминала куклу. И в то же время в ней был особенный огонёк искрящейся жизни, вспыхивающий в зелёных глазах и выступающий румянцем на её утонченном лице.
– Вы, наверное, хотели подумать о чём-то своём, а тут я.
– Ты, наверное, тоже хотела подумать, – сказал он, вспомнив услышанный разговор.
Милана кивнула.
– Хотела, да. Не буду вам мешать.
Она собралась было уйти, но он остановил её.
– Давай составим друг другу компанию и подумаем вместе!
Милана мягко рассмеялась и кивнула.
– Хорошо.
Некоторое время они молчали. Она снова смотрела на небо, выгнув свою тонкую гордую шею. Её бледная кожа серебрилась в холодном свете, бриллиантовое колье тускло играло, ловя лунные лучи и преломляя их своими многочисленными гранями.
И почему такие звезды падают в объятия тех, кто ещё не в силах оценить их сияние?
– Ты ведёшь себя очень странно, – отметил он.
– Я? – она удивленно посмотрела на него. – Почему?
– Обычно девушки спешат замуж, – сказал он, глядя ей в глаза.
– Люди благородного происхождения никуда не спешат, – мягко парировала она.
– И всё равно, это странно.
– Все мы страннеем от любви, – произнесла Милана с мудрой улыбкой.
Она говорила с очаровательным акцентом. Прямая, выдержанная, непонятная.
– Ты очень зрелая.
– Как коньяк?
– Как человек.
Воздух вновь смягчился её приятным тихим смехом.
– Вы очень любезны.
– Давай на «ты»?
– Извините, я путаюсь, – сказала она, мило улыбаясь. – If we spoke English, I would say «you», and that would be quite all right, but in Russian… it’s awkward. I mean…26
Она замолкла и посмотрела на него с надеждой на понимание. Чарующий английский, прозвучавший в ночной тишине, нуждался в переводе.
– Милана… Такое очарование имени. Совершенно итальянская девушка…
Он улыбнулся. Она взглянула на него и покачала головой.
– Я слишком рациональна для Италии.
– Давно в Англии живёшь?
– С шести, – прошелестела она.
– Долго.
Внезапно воздух разрядился звуком заливистой трели.
– Кто это поёт? – прислушавшись, спросила Милана.
– Птица какая-то, – ответил он, глядя на неё.
Она рассмеялась и покачала головой. Тонкая прядь золотых волос упала на её лицо.
– Почему ты смеешься?
– Просто это так забавно. Мы с вами даже не знаем, как называются такие птицы. I mean, I know what’s an eagle, a duck, a lark, a swan…27
– По-русски можешь?
Милана взглянула на него и кивнула.
– Это соловей? – вдруг спросила она.
– Может, соловей. Какая, в сущности, разница?
– Ну, да, на нём не заработаешь, – согласилась она.
Звон денег нарушил гармонию мыслей. Ненужный звук – не о нём эта ночь.
– У тебя необычный акцент, – отметил он.
– Спасибо, – она улыбнулась.
– Нравится быть необычной?
Её улыбка стала ярче, отражая искры, засиявшие во взгляде.
– Как-то само собой получается, но я уже привыкла.
– А для меня в новинку, – признал он.
– Что? – она посмотрела на него.
– Ты.
– Por que? – спросила она. – То есть, почему?
– Девушки в твоём возрасте, да и не только девушки… всё твое поколение состоит из таких, как мой сын. Вы тратите, вы кайфуете, вы не хотите работать.
Она гордо пожала плечами.
– Вы обобщаете.
– Я знаю, о чём говорю. Ты исключение из этого примитивного правила.
– Воспитанного вами, – мягко поддела она.
– Дерзишь, – он улыбнулся.
– Моими губами говорит правда, и не моя вина в том, что она такая дерзкая. Вы же не станете обижаться? – она посмотрела ему в глаза.
Её губы алели невинной искренностью.
– Красивым девушкам многое прощается, – улыбнулся он. – Тебя, я вижу, хорошо воспитали родители.
Милана улыбнулась в ответ и отвернулась, вновь обратив глаза к небу.
– Папа с мамой? – мягко спросила она и покачала головой, волнуя свои золотые волны волос. – Воспитали, да. Своим отсутствием. Меня воспитала жизнь и, как бы сложно это ни было признать, Аркадий.
– Жизнь? – с улыбкой переспросил он, дивясь её манере говорить.
– Да, самый чёткий учитель – и поощряет, и наказывает, – пояснила она.
– А чему может научить мой балбес?
– Он не балбес, – вспыхнула она.
– Позволю возразить.
Милана вопросительно посмотрела на него.
– Он ещё долго будет зреть.
– Perhaps, – сказала она. – Но он – любовь всей моей жизни, и потому мне некуда спешить. Видите ли, я планирую прожить долгую жизнь.
Он рассмеялся, пленённый её юмором и откровенной смелостью. Так прямо говорить о чувствах может либо тот, кто никогда не знал любви, либо тот, кто не боится быть влюблённым.
– Хорошо, что вы отправили его учиться в Англию, – сказала Милана с улыбкой. – Давно хотела вас за это поблагодарить.
– Твоё счастье – лучшая благодарность.
Милана скользнула по нему быстрым взглядом, затем посмотрела в глаза.
– Я верю в него, – сказала она. – Дайте ему шанс проявиться.
– В Лос-Анджелесе, что ли?
Она кивнула, проведя кончиками своих длинных тонких пальцев по бледному парапету.
– Он там не будет учиться. Там клубы, море, расслабуха.
– Я знаю, – кивнула Милана. – И в Лондоне тоже не будет учиться, там ещё сложней. Всё идёт от внутренней мотивации.
– И откуда у тебя эта мотивация? – спросил он, повернувшись к ней со всем вниманием.
– Хочу, чтобы за моим именем стояло что-то, кроме того, с чем я рождена, – подумав, сказала Милана. – Не хочу быть просто Смоленской.
– Красивый бунт, – улыбнулся он.
Она опустила глаза.
– Вы правы, бунт. И смысл жизни, заодно.
– Ну, непростая Смоленская, скажи, почему тогда я должен отпускать его в Лос-Анджелес?
– У него тоже бунт, – Милана улыбнулась. – Он ещё сам не понял, чего хочет, так пусть попробует то, о чём мечтает. Может, оттолкнётся от неудачной попытки, может, наоборот, найдёт там своё призвание. Только пусть он сначала заработает!
Он фыркнул.
– Да! – горячо воскликнула Милана. – Пусть заработает! Дайте ему какую-нибудь задачу, привлеките к делам хотя бы немного. Аркадий ценит то, чего добивается.
– И чего он добился?
– Меня, – ответила она.
Дуракам всегда везёт.
– Не ставь себя в один ряд с деньгами, – попросил он. – Мой сын не умеет ценить то, что имеет.
– Зря вы так, – Милана покачала головой. – Деньги и чувства – не одно и то же, но…
– Деньги – самая простая форма отношений. Если человек небрежен здесь, о чём вообще может быть речь?
Милана посмотрела на него, и в её зеленых глазах всколыхнулось волнение.
– Вы читаете мои мысли, – сказала она. – Но вы забываете, что у Аркадия есть я. А я и тратить, и ценить умею. И зарабатывать тоже.
Надолго ли ты у него?
– Давайте я устрою вам свадьбу? – предложил он. – На Мальдивах или где ты хочешь? Мечтай, не скромничай – всё исполню.
– Спасибо, – она улыбнулась. – Мне очень приятно, что вы ко мне так расположены, но нам ещё рано думать о свадьбе.
– Почему?
– Hasty marriages seldom proveth well, – сказала она и, взглянув на него, перевела. – Поспешные браки редко бывают удачными. Это Шекспир.
– «Ромео и Джульетта?» – сказал он наугад.
– Нет, «Генрих VI», – Милана улыбнулась.
– Ты ищешь ответы на актуальные вопросы в устаревшей классике? – удивился он.
– Классика не устаревает, – мягко возразила Милана, взглянув на звёзды. – Им много лет, и они такие прекрасные.
– Звёзды? – спросил он, глядя на неё.
– Стихи Шекспира, – она улыбнулась. – Я вообще считаю, что чувства не могут устареть или выйти из моды – они же не вещи, они всегда в ходу. Разве вы не замечали, что люди неизменно склонны любить? И в позапрошлом веке, и до нашей эры… На мой взгляд, эволюция чувств происходит в самом человеке на протяжении всей его жизни…
– Ты такая мудрая, – вновь удивился он.
– So wise so young, they say, do never live longer.
– Опять он?
– Шекспир, да. «Ричард III», – сказала она с улыбкой.
– Переведи.
– М-м, как это по-русски… – Милана посмотрела по сторонам в поисках вдохновения. – Смысл в том, что… кто в детстве так умён, живёт недолго. Или, может, не живёт дольше других.
– Обречённо как-то, – он улыбнулся. – Ты чё, всего Шекспира наизусть знаешь?
Она рассмеялась.
– Нет. Я просто запоминаю то, что меня цепляет. «Генриха VI» почитайте, если будет время.
Он кивнул и задумчиво посмотрел на неё.
– Такая девушка. Сокровище просто…
– Не хочу быть сокровищем, – вдруг сказала Милана.
– Почему? – удивился он.
– За сокровищем охотятся, его закапывают, – она улыбнулась.